Ты не прошел полную проверку и, возможно, даже не жизнеспособен. Ты — версия 707, ты составлен из частей тех, кто выжил в военное время. Кристалл, в котором ты обитаешь, поврежден, квантовые процессы твоего разума по природе своей непредсказуемы, но время не терпит. Ты новорожденный, ты только что из горнила — и направляешься в ад. И когда ты попадешь туда, ты назовешь себя — хотя никто не поймет почему — „Пенни Роял“…»
Второй раз я проснулся в амниотической капсуле, дыша через трубочку и с несомненным ощущением проникновения в мой череп. Я открыл глаза, но все расплывалось, железная сетка скользнула под меня, поднимая из жидкой среды к резкому яркому свету. Меня качнуло к стенке камеры, потом вновь опустило. Холодные металлические зажимы охватили голову, пробуждая недавно вернувшиеся воспоминания, которые я еще внимательно не изучал, так что я попытался сопротивляться.
— Сохраняйте спокойствие, — проговорил ровный и чуть чопорный голос.
Я подчинился, но все равно ощущал, как бегают по спине мурашки, пока холодные пальцы вытаскивали из моего черепа что–то — вероятно, современную версию загрузочной оптики и нейрохимические кодирующие узлы. В глазах прояснилось — вовремя, как раз чтобы успеть увидеть удаляющуюся из поля зрения железную руку голема–андроида. Зажимы ослабли, и я тут же сел — чтобы мгновенно ощутить тошноту и головокружение.
— Помедленнее, — вновь повернулась ко мне медсестра. Во время войны големы были стандартными андроидами, производимыми Государством. Возможно, и сейчас тоже. Металлокерамический моторизированный каркас, или скелет, обычно скрывался под синтеплотью и синтекожей — и управлялся кристаллом ИИ. Этот экземпляр выглядел совсем как Вера из той виртуальности, в которой я пробудился в первый раз после… смерти. На медсестре была спецодежда из мононити, и на моих глазах андроид натянула на обнаженное железо руки перчатку из синтекожи, тут же припаяв ее невидимым швом у запястья и тщательно прижав в определенных местах — несомненно, восстанавливая нервную сеть. Я заметил мелкие изъяны, отсутствовавшие в виртуальности, но придающие андроиду более человеческий вид: легкая асимметрия, псевдошрам, неряшливо собранные в пучок жирноватые волосы, которые явно нуждались в шампуне. Големы моего времени всегда выглядели абсолютно безупречно.
Я откинул железную сетку и встал. Болело все — от макушки до пяток, и слабость была дикая. Находились мы в комнате, которая, как я узнал позже, являлась выходной стороной конвейера автоматизированного воскрешения. Я огляделся, и острое чувство дежавю пронзило меня, когда решетка на раздвижных стойках снова поднялась.
— Где я?
— Палата Р-12, Кронг–Тауэр, Лондон, Земля.
При слове «Кронг» что–то заворочалось в памяти, но в нынешнем, близком к панике состоянии я не стал разбираться, что меня задело. Впрочем, хотя палата казалась знакомой, я твердо знал, что никогда не был тут прежде, да и ни в каком другом месте, хоть отдаленно похожем на это.
— И что теперь? — спросил я.
Большой палец сиделки указал на дверь в дальнем конце комнаты:
— Там вы можете умыться, вам предоставят одежду и браском, подключенный к субразуму Земли–Центральной. Коммуникатор сообщит вам все, что вы захотите узнать.
— Потом… — Она пожала плечами. — Что вам делать дальше, полностью зависит от вас, поскольку вы — свободный гражданин Государства.
— Правда?
Неужто ИИ наконец сообразили, как работает разум, подобный моему, и меня оставят в покое? Впрочем, даже если и нет, они наверняка сняли копию, чтобы исследовать на досуге.
— Правда, — подтвердила Вера.
— Спасибо, — поблагодарил я, но она уже повернулась к другой капсуле, скользнувшей на место моей. Внутри неуклюже ворочался следующий воскрешаемый.
Я потащился прочь из комнаты, пытаясь разложить по полочкам все, что мне было сказано, умышленно избегая при этом последних вернувшихся воспоминаний. Они были какими–то неправильными, разрозненными, как воспоминания о какой–нибудь кошмарной ночной драке в пивнушке, — и вызывали такую же досаду и отвращение. Мне не хотелось прикасаться к ним: это причиняло боль. Лучше сосредоточиться на поразительном настоящем. Мемплант, разработанный Силаком, позволил мне обмануть смерть. Теперь я в клонированном теле, а до этого больше века просидел в рубине, превращенном в квантовый компьютер. Мой труп, вероятно, давным–давно сгнил где–то, а мемплант отделился от тела в результате события, убившего меня — возможно, мне прострелили голову. Или имплантат намеренно извлекли накануне смерти. Вот чего не знаю, того не знаю. Потом рубин достался кому–то, кто решил превратить его в украшение, и спасибо ему: не распилил камень. И вот недавно его нашли и вернули на Землю.
Больше века…
Сильно ли все изменилось? Размышляя, я осматривал комнату, указанную Верой. Вдоль стены стояло восемь высоких шкафчиков с приклеенными к дверцам небольшими жидкокристаллическими экранчиками, на которых значились имена. Я застыл, выбитый из колеи: мое имя на одном из шкафов, такое знакомое и написанное совершенно правильно, казалось абсолютно неверным. Открывая дверцу, я боролся с ощущением, что собираюсь рыться в чужом имуществе. Видимо, эти странные реакции — последствия того радикального процесса, которому я только что подвергся. Окинув взглядом ряд шкафчиков, я вновь осознал, что являюсь всего лишь одним из партии воскрешенных сегодня, хотя, возможно, единственным из столь далекого прошлого.