Темный разум - Страница 3

— А эта информация — ты.

— Значит, они получили профессиональную консультацию, — предположил я.

— Вот именно. — Силак кивнул. — Похоже также, они считают, — он усмехнулся, — что ты заслужил жизнь за свою службу во время войны.

— И что теперь?

— Тебя ждет тело, выращенное в пробирке из образца твоего ДНК, сохраненного с военного времени медициной Государства.

— Значит, пришла мне пора начать жизнь заново.

— Завидую, но только не твоим попыткам восстановить воспоминания. В данный момент у тебя нет к ним полного доступа.

— В каком смысле?

— Спорю, в голове у тебя туман — я уже говорил, что мемплант был поврежден, почти наверняка вторжением «паучьих» поисковых волокон после прадорского рабства. Даже ИИ не удалось выяснить, как ты умер. Но они — и я — обнаружили достаточно, чтобы знать, что было это весьма неприятно. — Он снова повернулся ко мне. — Ты можешь, если захочешь, вымарать эти воспоминания напрочь.

Отвращение — вот что я почувствовал первым делом. Подчистку памяти начали использовать во время войны, и хотя она снова превращала потрясенных, контуженых, тяжелораненых людей в ценных солдат, мне не нравилась эта уловка, уход от ответственности — все равно что идти по жизни с шорами на глазах.

— Я хочу вернуть все свои воспоминания, — сказал я, и этого оказалось достаточно, чтобы запустить то, что скрывалось до сего мига.

Огненное цунами захлестнуло меня, и калейдоскоп ужаса завертелся перед глазами…

Война: Панархия

Реальность войны расписывалась на небесах Панархии каждую ночь горящими буквами. Поначалу с ней еще пытался тягаться аккреционный диск Лайденской Клоаки, яркий овал, полыхающий на полнеба. Возможно, не пройдет и века, и эта черная дыра всосет всю планетарную систему. А пока она служила лишь унылым задником, на фоне которого армии Государства и прадоров рвали друг друга в клочья.

— Опусти забрало, солдат, — велел капитан Гидеон.

Я коснулся регулятора шлема боевого скафандра, и защитный лицевой фильтр бесшумно скользнул на место. Все равно мне сейчас нужна подсветка. Здесь ночами, с учетом враждебности местной дикой природы, — либо задраивай наглухо скафандр, либо не вылезай из палатки. Генерал Бернерс говорил, что спрутоножек, или, как он выражался, «гребаных моллюсков», сюда завезли Чужие. Однако забавно, что почкуются они тут, в предположительно неродной среде, — будь здоров. Гидеон устроился рядом, а я продолжил изучать позицию — открытую и весьма невыгодную; потом взгляд мой упал на пласт окаменевшей лавы под нашими ногами. В тверди зияло множество отверстий — тут когда–то полопались вырвавшиеся наружу крупные газовые пузыри, и поверхность в сумерках напоминала кусок вишнево–шоколадного пирога. Из некоторых таких омутков уже выползали спрутоножки, отправляющиеся на ночную охоту за дичью или подружкой — хотя частенько они не делали различий между тем и другим. И уже слышалась ругань кого–то из отряда Гидеона — тех, кто, как я, забыл опустить щитки.

— А ты когда–нибудь видел настоящего спрута? — спросил Гидеон.

— Да.

Внимание мое опять переключилось на тело пленного первенца прадора — одного из жутких детишек нашего врага. Оно лежало передо мной возле выдолбленного в скале дота. Ноги, руки–манипуляторы и клешни прадора валялись кучкой в нескольких шагах от туши, за нашей большой автопушкой. Я вскрыл панцирь, откинул его на хрящах, точно крышку пустой жестянки, и продолжил копаться в потрохах, отбрасывая прочь всякую липкую дрянь, пока не добрался до главного нервного узла — или мозга. Он угнездился в центре обызвествленного кольца какого–то сосуда. Достав хирургический молоток, я ударил посильнее, ломая капсулу. Первенец зашипел, забулькал, и я почувствовал, как культяпки отрубленных жвал жалко задергались возле моей ноги. И все–таки, хотя я и понимал, что это существо сделало бы со мной, не лиши мы его подвижности, собственные действия казались мне отвратительными.

— Где? — спросил Гидеон.

— Что «где»?

— Где ты видел спрута?

— В аквариуме на Земле.

— Никогда там не бывал, — презрительно бросил он. — И никогда не жаждал побывать.

Похоже, он пытался отвлечься, и будь на его месте кто–то другой, я бы предположил, что он не желает думать о том, что я делаю. Однако Гидеон и все его люди давно сражались с прадорами, и какая–либо брезгливость в отношении биошпионажа у них начисто атрофировалась. Когда враг расположен не только убить, но и сожрать тебя, быстро отбрасываешь любые правила и формальности. Вот бы и мне так.

Наконец, основательно надломив оболочку мозга, я выбрал из своих неуклонно сокращающихся запасов допросный имплантат — начиненный нанотроникой блок, похожий на стальной дверной клин, — и вставил его в нужное место. Прадор опять задергался, зашипел, и из его ножных лунок прыснули струйки зеленой крови.

Я отвернулся, ощутив слабый толчок, и заметил спрутоножку, метнувшую в меня ядовитую иглу. То ли съесть меня захотела, то ли поиметь. Молния прошила сумрак — и спрутоножка взорвалась, точно яйцо в микроволновке. Одна из наших пушек — «комариков» выдвинула хоботок, ее камуфлированный корпус мелко дрожал.

— Не так уж они и не похожи, — сказал я.

— Что?

Я показал на дымящиеся останки спрутоножки:

— Эти выглядят почти совсем как земные спруты, хотя те, что с Земли, живут в воде, и некоторые виды покрупнее будут.

— А они стреляют ядовитыми иглами? — поинтересовался Гидеон.