А в центре выреза виднелся круглый шрам диаметром в пару дюймов, окаймленный по периметру лилово–черной рубцовой тканью. Покрой топа нарочито выставлял напоказ шрам, оставленный сколом, тварью наподобие тли. Выведенный биоинженерами паразит помогал людям выжить в этом лишенном кислорода мире. На самом деле, если бы женщина не воспользовалась медицинскими технологиями Государства, чтобы нейтрализовать воздействие скола на человеческое тело даже после удаления тли, она выглядела бы на все восемьдесят — или была бы мертва.
— Это из–за моей матери, — сказала она вместо приветствия. — Я ждала тебя.
— Правда?
— Правда, — ответила она, оглядывая меня с головы до ног и заставляя чувствовать себя неуютно, потом перевела взгляд на Рисс, нахмурилась, обошла нас и заперла дверь магазина. — Моя мать была повстанцем, — объяснила женщина, проводив нас через арку в тесную квартирку в задней части лавки. — Тридцать лет она сражалась с Теократией, и борьба изменила ее. Она начала получать удовольствие от убийства, ей нравился сам процесс, а к причинам она интерес потеряла. Кончилось тем, что она сама стала диктатором, копила богатство для собственных нужд. К тому времени, как она отказалась от идеи, ее ненавидели и боялись едва ли не больше, чем тех, против кого мы боролись, но я любила ее. — Женщина указала мне на неудобный на вид стул, опять посмотрела на Рисс, теперь уже неодобрительно, и шагнула к набитому бутылками буфету.
— Значит, ты тоже из бунтовщиков, — предположил я, усаживаясь.
— Да, хотя заговори ты сейчас с любым жителем Масады, все они скажут, что были борцами за свободу. Число предполагаемых повстанцев возросло во сто крат, а число рабочих в отстойниках снизилось почти до нуля. — Она криво и грустно улыбнулась, потом повернулась к нам с бутылкой и двумя стаканами. — Вина? — как–то слишком уж дружелюбно предложила женщина.
— С удовольствием, — согласился я, надеясь, что так она чуть–чуть расслабится. — Значит, твоя мать купила место на корабле контрабандистов и сбежала отсюда. На Погост.
— Откуда ты знаешь? — Женщина села в кресло по другую сторону полированного обсидианового столика, поставила звякнувшие стаканы и принялась разливать вино.
— Считай это обоснованным предположением.
Она нахмурилась, озадаченно покачала головой, но продолжила:
— С контрабандистами мать провела восемь земных лет, но в конце концов они выгнали ее, когда она попыталась задушить капитана. Потом она применила свои навыки в более прибыльной и больше подходящей для нее работе. Не знаю, сколько контрактов она исполнила, но исчисляются они в сотнях.
— Контрактов? — переспросила Рисс, свернувшаяся кольцами на толстом домотканом коврике.
— Я же говорю — она стала киллером. Выслеживала и убивала людей. Прошлое сделало ее такой, Теократия превратила в убийцу — как и многих из тех, кто сейчас в Чистом отряде.
— Дай–ка догадаюсь. Однажды, пытаясь исполнить заказ, она была убита.
— Да, — кивнула Глория. — Много лет спустя я провела расследование, собрала данные… Ее нанял крупный работорговец Погоста, некий Джон Хоббс. Он снабдил мать оружием и информацией, пообещал в награду кучу алмазной слюды, если она убьет то, что уничтожило один из его кораблей вместе с экипажем.
— Пенни Рояла, — произнесла Рисс.
Все замолчали, и я, воспользовавшись паузой, попробовал вино — густое, кроваво–красное, очень вкусное. Только отхлебнув, я вспомнил, что тут растят виноград, и догадался, что это местный продукт.
Глория напряженно кивнула.
— Моя мать выслеживала черный ИИ десятки лет и настолько разозлила его, что он послал за ней одного из своих големов — а матери удалось его прикончить. Наконец она выяснила координаты планетоида Пенни Рояла и отправилась туда в перестроенном прадорском камикадзе с мощным ПЗУ. — Женщина откинулась на спинку кресла, закинула ногу на ногу, сделала большой глоток из стакана и неотрывно уставилась на меня. Я понимал, что она ищет во мне что–то, но не догадывался, что именно, так как напряженно вспоминал заброшенного камикадзе, которого видел возле планетоида, и собственный план бомбардировки Пенни Рояла. Очевидно, первая попытка провалилась, и едва ли мои старания увенчались бы успехом.
— Что случилось потом? — спросил я, возвращаясь в настоящее.
— Я не знаю, — Глория натянуто улыбнулась, — но однажды я собираюсь ее спросить.
— Значит, Пенни Роял ее вернул, — сказала Рисс, на секунду опередив меня.
Глория кивнула, поднялась, зачем–то оправила одежду, одарила меня долгим взглядом — и резко отвернулась, чтобы подойти к стене, увешанной древними неподвижными картинами и экранами в рамочках, проигрывающими старые сцены. Один из экранов, на котором жило изображение женщины, внешне очень похожей на Глорию, — наверное, ее матери, — она отодвинула в сторону. За экраном оказался маленький сейф; Глория открыла его. Внутри лежала шкатулка из полированной раковины–трезубца. Вытащив ее, женщина вернулась на свое место и поставила коробочку на стол.
— Моя мать, Рената Маркхэм, — объяснила она, глядя мне прямо в глаза.
Заподозрив намек, я украдкой посмотрел на свой манжетой, сообразив, что отключение либидо снижает восприимчивость и к другим сигналам человеческого тела.
Рубиновый цилиндр, разместившийся в шерстяном гнездышке, был меньше сделанного для меня Силаком — он выглядел стандартным, такой можно приобрести и сейчас. Значит, его изготовили в Государстве? Нет, конечно же, нет — просто Пенни Роял создал его доступным для стандартных методов считывания. Я представил себе Ренату Маркхэм, обитавшую в каком–нибудь тайном вместилище, пока ИИ не загрузил ее в драгоценный камень и не отправил сюда.